Он пустил ленту: уборщики направились к кабинету Стивесанта и вскоре исчезли за его дверью. Таймер показывал ровно одиннадцать часов пятьдесят две минуты.

– Давай посмотрим этот эпизод еще раз, – попросила Нигли.

Ричер повиновался и перемотал пленку. Уборщики снова двинулись к кабинету босса. Когда они вошли в него, Нигли откинулась на спинку стула и прикрыла глаза.

– Уровень энергичности у этих людей чуть другой по сравнению с тем, когда они выходят из кабинета.

– Ты так считаешь?

Она кивнула:

– То ли движения у них стали чуть замедленней? Ну, как будто их терзают какие-то сомнения, что ли?

– Или они боятся совершать то, что сейчас им предстоит там, за дверью кабинета? – подхватил Ричер.

Он снова прокрутил тот же отрезок пленки.

– Не знаю, в чем тут дело, – неуверенно произнесла Нигли. – Это трудно передать словами. И уж разумеется, мои чувства никак не могут считаться доказательствами. Это чисто субъективные ощущения, не поддающиеся описанию.

Ричер снова перемотал пленку, и они еще раз пересмотрели эпизод. Никаких очевидных изменений в поведении уборщиков, разумеется, обнаружено не было. Может быть, они были чуть живее, когда входили в кабинет, нежели когда покидали его. Или выглядели более усталыми. Но это и понятно: они провели там целых пятнадцать минут, а кабинет не слишком велик. Кроме того, он и без их стараний выглядел достаточно опрятным. А может быть, у них была привычка отдохнуть минут десять там, где их не фиксирует всевидящее око камеры. Уборщики же тоже люди неглупые. Не исключено, что в эти минуты они там клали на стол ноги, а не письмо.

– Не знаю, – повторила Нигли. – Больше ничего сказать не могу.

– Заключения не будет?

– Конечно, нет. Кто еще есть на пленке?

– Больше никого.

Он снова начал проматывать пленку назад, но на экране так больше ничего интересного и не появилось, пока в восемь часов секретарь, предварительно заглянув в дверь к Стивесанту, не ушла домой. Через некоторое время, а именно в семь тридцать, отправился из офиса и сам босс.

– Ну хорошо, допустим, что это сделали уборщики, – подытожил Ричер. – Но по своей ли инициативе?

– Я сильно в этом сомневаюсь.

– Тогда кто их заставил подложить это письмо?

Они отыскали Нендика в фойе, и тот сразу отправился назад в свой кабинет наводить порядок после незваных гостей. Затем они отправились на поиски Фролих. Она работала за своим столом, закопавшись в ворох бумаг, одновременно разговаривая по телефону и координируя возвращение Брука Армстронга из Кемп-Дэвида.

– Нам необходимо поговорить с уборщиками, – начал Ричер.

– Прямо сейчас? – удивилась Фролих.

– Самое лучшее время. Допросы, проведенные поздно вечером, всегда наиболее эффективны.

Она посмотрела на них отрешенно:

– Ну хорошо, тогда я вас подвезу к ним.

– Будет лучше, если вы не станете участвовать в этой беседе, – высказала свое предположение Нигли.

– Почему?

– Мы же люди военные. Мало ли что? Может быть, нам придется их хорошенько отшлепать за такой проступок.

Фролих испуганно уставилась не нее:

– Это исключено. Они такие же сотрудники нашей службы, как и все остальные.

– Она шутит, – вступился за коллегу Ричер. – Но они, конечно, будут чувствовать себя при разговоре более свободно, если не увидят рядом никого знакомого.

– Хорошо, в таком случае, я подожду вас в машине. Но мне все равно придется поехать туда с вами.

Она сделала еще несколько важных звонков, после чего привела в порядок бумаги на столе, и все трое направились к лифту, на котором и спустились в гараж. Они сели в «сабербен», и Ричер закрыл глаза, чтобы расслабиться хотя бы на двадцать минут – ровно столько длилась их поездка. Он чувствовал, что успел сильно устать после шести дней напряженной работы. Когда машина остановилась, он открыл глаза и увидел, что они приехали в очень скромный район, где преобладали автомобили десятилетнего возраста и покореженные заборы. Оранжевый свет городских ламп освещал унылую улочку. Асфальт здесь покрыт заплатками, а сквозь щели в нем пробивались хилые сорняки. Где-то вдали глухо бухали басы стереомагнитофона.

– Это здесь, – заговорила Фролих. – Дом номер 2301.

Он оказался слева и представлял собой небольшой дощатый особнячок на две семьи, обшитый вагонкой, с двумя дверьми впереди и симметричными окнами справа и слева. Двор опоясывала проволочная изгородь. Лужайка перед входом наполовину высохла. Здесь не было ни цветов, ни кустарников. Тем не менее, создавалось впечатление, что в доме живут опрятные, очень аккуратные люди. Вокруг было довольно чисто, а ступеньки оказались тщательно подметены.

– Я подожду вас здесь, – заявила Фролих.

Ричер и Нигли вышли из машины. Ночной воздух оказался довольно прохладным. Вдали все никак не унимался стереомагнитофон. Они зашли в ворота и по потрескавшейся бетонной дорожке приблизились ко входной двери. Ричер нажал на кнопку звонка, и они принялись ждать. Вскоре изнутри послышался звук шагов, словно кто-то шел по голому полу, затем с дороги убирали что-то увесистое и металлическое. После этого дверь открылась, и в проеме появился мужчина, придерживающий дверь за ручку. Это был тот самый уборщик, которого они видели на пленке. Они имели возможность рассматривать его, движущимся вперед и назад, в течение нескольких часов. Он был не молод, но и не стар. Не высокий, но и не коротышка. Просто самый среднестатистический мужчина. Уборщик был одет в хлопчатобумажные штаны и рубашку спортивного покроя. Кожа его оказалась смуглой, лицо – с выступающими скулами, черные блестящие волосы аккуратно подстрижены и причесаны несколько старомодно.

– Что вы хотели? – поинтересовался он.

– Нам нужно поговорить с вами относительно того, что произошло в офисе, – объяснил Ричер.

Мужчина не стал задавать никаких вопросов и не потребовал предъявить удостоверения. Он лишь взглянул в лицо Ричеру и отступил назад, а затем перешагнул через ту вещь, которую ему пришлось отодвигать, чтобы добраться до двери и открыть ее. Это были детские качели, сделанные из цветных гнутых металлических труб, с сиденьями, как на маленьких трехколесных велосипедах, и пластмассовыми лошадиными головами с ручками, выходящими откуда-то из-под ушей животных.

– Я не могу оставлять их на ночь на улице, – пояснил мужчина. – Такую вещь обязательно украдут.

Нигли и Ричер очутились в тесном коридоре, по обе стороны которого на полках аккуратно разложены детские игрушки. Впереди, на кухне, виднелся холодильник, на котором под декоративными магнитами пестрели разноцветные рисунки учеников начальной школы. Оттуда доносился запах готовящейся еды. За коридором начиналась гостиная, где сидели две молчаливые и перепуганные женщины. Они были одеты празднично, как и полагается по воскресеньям, и эти наряды сильно отличались от их рабочих комбинезонов.

– Назовите ваши имена, – начала Нигли.

Ее голос звучал средне между теплым доброжелательным и холодным неумолимым, как сама судьба. Ричер едва сдержал улыбку. Да, это был один из приемов Нигли. Он хорошо помнил его. Никто никогда не осмеливался спорить с ней, а такой тон, безусловно, считался одним из ее преимуществ.

– Хулио, – представился мужчина.

– Анита, – произнесла первая женщина, которая, как понял Джек по тому, как она взглянула на Хулио, являлась его женой.

– Мария, – добавила вторая женщина. – Я сестра Аниты.

В гостиной стоял небольшой диван и два кресла. Мария и Анита подвинулись, чтобы Хулио присел вместе с ними на диван. Ричер посчитал это за приглашение и устроился в одном из кресел. Нигли заняла второе. Кресла стояли под одинаковыми углами, так что получалось, будто диван был телевизором, а Джек и Нигли приготовились смотреть его.

– Мы считаем, что это именно вы, ребята, подсунули письмо в офис, – сразу же заявила Нигли.

Ответа не последовало. Троица никак не отреагировала на это обвинение. Выражения их лиц не изменились. Просто молчаливые герои, а не люди.