– Она обязательно вернется.

Фролих поставила машину в гараж и поднялась наверх. Охрана президента и вице-президента считалась службой, которой занимаются семь дней в неделю по двадцать четыре часа в сутки. Тем не менее, в воскресенье во всем здании все равно царила совсем другая атмосфера. Люди одевались по-другому и почти нигде не слышалась тревожная телефонная трель. Кое-кто из сотрудников проводил воскресенье дома. Например, Стивесант. Фролих закрыла за собой дверь в кабинет, села за стол и открыла ящик. Оттуда она вынула то, что ей требовалась, и переложила в коричневый конверт. Затем она переписала цифру, обозначающую расходы Ричера, на желтый листок своего блокнота и включила машину для измельчения бумаги. Неторопливо, один за другим, она принялась вкладывать туда листки бумаги из первой папки, потом из второй, той самой, где содержались рекомендации Ричера. После этого в машину были отправлены все фотографии, а также сами папки. Затем Фролих тщательно перемешала длинные изрезанные ленты – все то, что осталось от документов, и убедилась, что они безнадежно перепутались. Только тогда она выключила аппарат, подхватила коричневый конверт и решительно направилась вниз, в гараж.

Ричер увидел ее автомобиль из окна гостиничного номера. Машина вынырнула из-за угла и затормозила. Другого транспорта на улице не было видно. В ноябре по воскресеньям, ближе к вечеру, в Вашингтоне становится пустынно. Туристы прячутся по гостиницам, кто-то из них сейчас принимает душ и готовится к ужину. Местные жители сидят по домам, читают газеты, смотрят футбол по телевизору или просто занимаются домашними делами. В воздухе уже пахло вечером. Оживали уличные фонари. У черного «сабербена» горели фары. Он аккуратно подъехал к гостинице и припарковался там, где было оставлено место для такси.

– Она вернулась, – доложил Ричер.

Нигли подошла к окну.

– Но мы ничем не сможем помочь ей.

– А вдруг ей нужна вовсе не помощь?

– Тогда зачем она снова приехала сюда?

– Я не знаю, – пожал плечами Джек. – Может быть, ей потребовалось выяснить, не хотим ли мы что-нибудь добавить? Или дать более основательную оценку ее работе? Или ей просто захотелось поболтать? Понимаешь, если ты делишься с кем-то своими проблемами, считай, что они уже наполовину решены.

– Но почему ей понадобились именно мы?

– Потому что не мы ее нанимали и не нам ее увольнять. К тому же, мы ей не соперники и не метим на ее место. Ты же знаешь, какая борьба идет в таких организациях.

– А ей разрешено говорить с нами начистоту?

– Ну разве тебе самой не приходилось говорить по душам с теми, с кем не дозволялось?

Нигли поморщилась.

– Бывало и такое. Ну, например, я беседовала с тобой.

– А я с тобой, что было еще хуже, так как ты не являлась офицером.

– Но у меня были для этого все данные.

– Вот это верно, – согласился Ричер, поглядывая вниз. – А теперь она просто сидит в машине и чего-то выжидает.

– Она кому-то звонит.

В этот же момент в комнате ожил телефон.

– Очевидно, она звонит нам, – констатировал Ричер и поднял трубку. – Мы все еще здесь.

Затем он слушал Фролих.

– Хорошо, – наконец сказал он и повесил трубку.

– Она поднимается к нам? – поинтересовалась Нигли. Он кивнул и, снова приблизившись к окну, увидел, как женщина выходит из машины с большим коричневым конвертом в руке. Затем она прошлась по тротуару и вскоре скрылась из глаз. Спустя две минуты Ричер и Нигли услышали мерное урчание поднявшегося к ним на этаж лифта. Еще через двадцать секунд раздался негромкий стук в дверь. Ричер распахнул ее, и в комнату вошла Фролих. Она сделала два нерешительных шага и остановилась посреди номера. Сначала она взглянула на Нигли, потом посмотрела на Джека.

– Мы можем на минутку остаться наедине и поговорить? – спросила Фролих.

– В этом нет необходимости, – тут же отозвался Джек. – Мой ответ будет «да».

– Но ты еще даже не слышал вопроса.

– Ты доверяешь мне, потому что доверяла Джо, а он – мне. Вот наш капкан и захлопнулся. Теперь ты хочешь узнать, доверяю ли я Нигли, чтобы больше не возвращаться к этому вопросу. Да, я уверен в ней на все сто процентов, а потому ты тоже можешь раскрыться перед ней полностью. И для простоты предлагаю всем сразу перейти на ты.

– Согласна, – кивнула Фролих. – Именно это, собственно, я и хотела выяснить.

– Тогда снимай куртку и устраивайся поудобней. Может быть, ты хочешь еще чашечку кофе?

Фролих небрежно бросила куртку на кровать, затем подошла к столу и положила на него свой конверт.

– А выпить кофе было бы замечательно, – сказала она. Ричер соединился по телефону с обслуживанием номеров и попросил принести им большой кофейник, три чашки, три блюдца и более ничего.

– А ведь я вам рассказала только половину правды, – призналась Фролих.

– Я об этом сразу догадался, – кивнул Ричер.

Фролих виновато улыбнулась, как бы извиняясь, и взяла со стола конверт. Она раскрыла его и вынула прозрачный файл, внутри которого что-то находилось.

– Это копия того, что мы получили по почте, – выдохнула она, бросая файл на стол.

Ричер и Нигли придвинули свои стулья поближе, чтобы рассмотреть то, что принесла Фролих. На столе лежал стандартный прозрачный файл, внутри которого находилась цветная фотография размерами восемь на десять дюймов. На ней изображен лист белой бумаги. Он лежал на какой-то деревянной поверхности рядом с линейкой, чтобы его можно было представить себе в масштабе. По всей видимости, это самый обыкновенный стандартный лист, предназначенный для письма. На листе жирным крупным шрифтом, скорее всего, при помощи принтера, было выведено всего два слова:

В комнате воцарилась тишина.

– Когда вы получили это? – поинтересовался Ричер.

– В понедельник, после выборов. Письмо пришло почтой первого класса.

– И было адресовано Армстронгу?

Фролих кивнула.

– В Сенат. Но он его так и не увидел. Мы просматриваем всю почту, приходящую от населения и адресованную нашим объектам охраны. То, что мы считаем нужным, мы им передаем. Но это письмо решили не показывать. А что вы скажете по этому поводу?

– Могу сказать немногое. Во-первых, это правда.

– Если только я снова не смогу этого предупредить.

– Выходит, ты раскрыла секрет бессмертия? Видишь ли, все мы обязательно умрем. И я, и ты. Возможно, это произойдет лишь тогда, когда нам исполнится по сто лет, но все равно никто из нас не будет жить вечно. Поэтому, если рассуждать чисто формально, то в этом письме содержится лишь констатация факта, не более того. Можно с такой же уверенностью сказать, что это просто точное предсказание, а не угроза.

– И тут встает вопрос, – вступила в беседу Нигли. – Неужели пославший это письмо настолько умен, что сформулировал свою мысль именно таким образом?

– А зачем бы ему это понадобилось?

– Чтобы избежать судебного преследования в том случае, если бы вы напали на след и отыскали его. Или, может быть, ее? Ну, тогда бы этот человек и сказал, что в его письме не содержится никакой угрозы, а есть только констатация факта. Что-нибудь удалось узнать специалистам лаборатории об умственных способностях этой личности?

Фролих посмотрела на Нигли с удивлением и уважением одновременно.

– До этого мы еще доберемся, – ответила она. – Но только мы уверены в том, что это все же мужчина, а не женщина.

– Почему?

– И об этом я тоже вам расскажу в свое время.

– Но почему тебя так взволновало это письмо? – удивился Ричер. – Мне всегда казалось, что фигуры такой величины должны получать целые мешки писем со всевозможными угрозами.

Фролих кивнула.

– Как правило, их бывает по нескольку тысяч в год. Но большинство адресовано президенту. Как-то необычно получить такое письмо на имя вице-президента. Кроме того, эти послания чаще всего бывают написаны на огрызках бумаги цветными карандашами, жутким почерком и непременно с ошибками. А это отличается безукоризненностью. Оно с самого начала удивило меня, и потому мы отнеслись к нему со всей серьезностью.